{В основу этой статьиположеновыступлениенаIIСъездесоветских
писателей. (Прим. автора.)}
Пушкинникогданебылслишкомщедрнаукрашения,на различные
поэтические тропы и фигуры.
В одной из своих заметок он пишет:
"...Прелесть нагой простоты так еще для нас непонятна,чтодажеив
прозе мы гоняемся за обветшалыми украшениями. Поэзиюже,освобожденнуюот
условных украшений стихотворства, мы еще не понимаем.
Мы не только еще не подумали приблизить поэтический слог кблагородной
простоте, но и прозе стараемся придать напыщенность..." [1]
Эти слова Пушкина следует помнить прозаикам и поэтам-особеннотем,
кто берет на себя нелегкую задачу писать книги для детей. Такимлитераторам
и вовсе не пристало щеголять "обветшалыми украшениями" в прозе и"условными
украшениями" в стихах.
Вот что говорит о своей работе над книгами для детей Лев Толстой.
"Работа над языком ужасна, - надо, чтобывсебылокрасиво,коротко,
просто и, главное, ясно..."[2]"...Яизменилприемысвоегописанияи
язык... Язык, которым говорит народ и в котороместьзвукидлявыражения
всего, что только может желать сказать поэт, мнемил...Языкэтот,кроме
того, - и это главное - есть лучший поэтическийрегулятор.Захотисказать
лишнее, напыщенное, болезненное, - язык не позволит...Люблюопределенное,
ясное, и красивое, и умеренное, и все это нахожу в народной поэзии иязыке,
и жизни..." [3] "Кавказский пленник" - это "образецтехприемовиязыка,
которым я пишу и буду писать для больших..." [4]
Для Л. Н. Толстого детская повесть была не только важной педагогической
задачей, но и новым испытанием своей силы, своего писательскогомастерства.
Требования, которые предъявлял он к себе, работая надповестьюдлядетей,
должны стать напутствием каждому литератору, пишущему детскую книгу.
Если такому великану, как Л. Толстой, работа над языкомдетскойкниги
казалась _"ужасной"_, то какой жетруддолжензатратитькаждыйизнас,
живущих в эпоху, когдазадачидетскойлитературынепомерновозросли,а
читателями ее стали все дети нашей великой страны.
Мы привыкли к слову"миллионы"ипоройдаженепредставляемсебе
по-настоящему, накакуювышкуподнимаемсякаждыйраз,беседуясэтой
бесчисленной армией юных читателей, среди которой скрываются,покаещене
узнанные, величайшие людибудущего.Мынедолжнызабывать,чтосвоими
книгами воспитываем не просто "маленьких мужчин" и "маленькихженщин",как
называла своих юных героев игероиньстариннаяамериканскаяписательница
ЛуизаОлькотт,асоздателейновогообщества, борцов за правду и
справедливость.
Чтобы выполнить своеответственноеназначение,нашалитературадля
детей должна быть большой литературой, подлиннымискусством,говорящимна
языке живых образов.
Читатель не знает, как были написаны те или иные повести, рассказыили
стихи, легко или трудно, за долгий срок иликороткий,всомненияхилив
счастливой уверенности, что всеидетхорошо.Да,всущности,читателю,
особенно юному, и дела нет до этого. Но велик ли капитал, вложенныйавтором
в свой труд, можно безошибочно определитьпосилеиглубиневоздействия
книги на читателя,подлительностиоставленногоеювпечатления,поее
способности влиять на поступки и характеры тех, кому она адресована.
Этот авторский капитал заключается в богатстве жизненных наблюдений,в
продуманных и выношенных мыслях, в смелом иверномвоображении,взапасе
живыхинепосредственныхчувств,наконец, в целеустремленной воле,
направленной к тому, чтобы что-то в жизни сдвинулось с места,изменилоськ
лучшему.
Нонеследуетзабывать,чтовоспитательнаязадачахудожественной
литературы, еслиеепониматьузкоибедно,приводиттолькокунылой
назидательности, к скучному дидактизму, с которыми такборолисьБелинский,
Чернышевский, Добролюбов, Горький. Все онипредостерегалиавторовдетских
книг от опасной обособленности, нарочитойдетскости,отлжепедагогических
тенденций, ведущих к схеме, трафарету, к навязчивой и скучной морали.
О такого рода литературе Белинский говорит с негодованием и презрением.
"Чем обыкновенно отличаются... повести длядетей?-Дурносклеенным
рассказом,пересыпаннымморальнымисентенциями.Цельтакихповестей-
обманывать детей, искажая вихглазахдействительность.Тутобыкновенно
хлопочут изо всех сил, чтобыубитьвдетяхвсякуюживость,резвостьи
шаловливость, которые составляют необходимое условие юного возраста,вместо
того, чтобы стараться дать им хорошее направление..." [5]
Добролюбов говорит о тех же книжках: "Такаяпищаиневкуснаине
питательна". Навязчивуюморалистическуюсентенцию"детских"повестейон
насмешливо называет "нравоучительным хвостиком" {Н.Добролюбов,"Избранные
волшебныесказки"и"СказкиАндерсена".-Публикацияв"Журналедля
воспитания". (Прим. автора.)}.
Салтыков-Щедринзлоиздевается над этим "конфектно-нравственным
направлением" и пишет, что оно "до тех пор будет душить юные поколения, пока
будутсуществоватьнасвете так называемые детские повести" {М.
Салтыков-Щедрин, Рецензии сороковых годов. - Полное собраниесочинений,т.
I, Огиз, 1941, стр. 349. (Прим. автора.)}.
Значит ли это, что всякая повесть, написанная длядетей,адресованная
непосредственно юному читателю, и в самом деле душит подрастающее поколение?
И если это так, то как же быть считателямитоговозраста,которомуеще
недоступна литература для взрослых? Ответ на этот вопросдаласамажизнь.
Льву Толстому удалось написать для детей младшего возраста целуюповестьс
полноценными, подлинно толстовскими характерами, снапряженнымсюжетом,с
поэтическими картинами природы,сточнымчувствомэпохи,-ивсеэто
уместилось на двадцати с чем-то страницах. По краткости, по силе воздействия
на читателя, посложнойибогатойпростотеэтуповесть-"Кавказский
пленник" - можно назвать настоящим рекордом мировой детской литературы.
В ней нет никакого "нравоучительного хвостика".Амеждутемповесть
высокопоучительна и даже тенденциозна - в том смысле, как толковал это слово
Энгельс, когда писал:"...ядумаю,чтотенденциядолжнасамапосебе
вытекатьизположенияидействиябез того, чтобы на это особо
указывалось..." {Из письма Ф. ЭнгельсаМинеКаутской26ноября1885г.
(Прим. автора.)}
По-настоящему воспитывает та книга, где автор не взбирается на кафедру,
чтобы поучать читателя, пользуясь его малолетством, а вполнуюсилусвоих
чувств, радуясь и страдая, живет в созданной им реальности. Искусство-не
благотворительность. Оно не может отделываться жалкоймелочьюнравоучений,
переходящей из кармана в карман. Для того чтобы датьчитателюмного,надо
отдать ему все, что у тебя есть.
И не надо нам никаких скидок на детскую литературу! Мы не кормимдетей
худшими продуктами, чем взрослых. Требование простоты иясностивдетской
книге не должно вести к упрощению мыслей и обеднению чувств.
У детской литературы есть, конечно, особые задачи,своиметоды,свои
пути.ОбэтомсдостаточнойубедительностьюговоритЛев Толстой в
приведенной мной цитате.
Но интересно и поучительно подметить, какие именно книги излитературы
для взрослых присваивают наши дети.
"Детство"и"Влюдях"Горькогонаписанынедлядетей,но они
сталикраеугольным камнемнашейдетскойбиблиотеки.НедаромсамАлексей
Максимович писал А. С. Макаренко: "Мне хотелось бы, чтобы осеннимивечерами
колонисты прочитали мое "Детство" [6].
А ведь это книги сложные, до предела насыщенныереальностью,икакой
реальностью-тяжелой,терпкой,безжалостной!Мрачностьэтихповестей
правдива, оптимизм их выстрадан. Может быть,именнопоэтому-топовестии
дошли до читателей-подростков. Дошли и прорезали в ихсознаниинестираемую
борозду.
Чтожеособеннопленяетподростковвавтобиографической повести
Горького? Почему они считают ее такой интересной? Сами того не сознавая, они
поддаются обаянию смелости, с которой автор отдает себя на суд читателя,не
прихорашиваясь и нестараясьприукраситьсредуиобстановку,поддаются
обаянию честности, с которой автор показывает все трудности роста.
Это приближает к ним героя, делает его - по словамсамогоГорького-
"таким же человечком, каковы они" [7].
Связь писателяичитателялежитненаповерхности.Надоглубоко
врезаться вжизненнуюреальность,чтобыпроникнутьпоэтойтраншеев
душевную глубину тех, для кого книга пишется. Это относится в равной мереи
к литературе для взрослых, и к детской литературе.
Глубина у книг может быть разная. Суровое "Детство" Горькогонеимеет
ничего общего с праздничным "ДетствомНикиты"АлексеяТолстого.Ноив
"Детстве Никиты", несмотря на всю легкость ибезбурностьэтойпоэтической
книжки, тоже есть своя глубина - лирическая. Иэтотпотайнойходтакже
неуклонно ведет к сердцу читателя зрелого и юного.
Самыеразличныекнигиоростечеловека,отом,как постепенно
открывается ему мир, вызывают жадный интерес у ребенка, у юноши, который сам
растет и готовится жить.
"Белеет парус одинокий" В. Катаева и "Ленька Пантелеев" Л. Пантелеева -
повести, непохожие одна на другую, они отличаются друг от друга по характеру
дарования авторов, по событиям, по времени и месту действия. И,однакоже,
они делаютобщеедело-показывают,какнелегкоинепросторастии
становиться человеком. А вместе с жизнью героев перед читателем раскрываются
и большие страницы истории нашего общества, народа, страны.
Со всей щедрой откровенностью обращается кчитателямАркадийГайдар,
подводя итоги своему отрочеству и юности вкниге"Школа".Этаповесть-
почти автобиография, но и другие книги Гайдара питаются из того же источника
- сказочно-реалистической были. Создавая образы героев, он прежде всего, сам
недумаяобэтом,создаетобразавтора, почти автопортрет, такой
привлекательный для юного читателя. Серьезность сочетается в немсвеселой
удалью, опыт боевого солдата революции, каким был Гайдар уже в двадцать лет,
- с юношеской изобретательной выдумкой, которая превращает егоотношенияс
ребятами в игру, полную тайн и неожиданностей. У писателя считателемсвои
отношения, как у добрых знакомых, у близких товарищей.
А такие отношения возможны лишь тогда, когда автор - настоящая личность
со своей походкой, голосом и улыбкой и когда читатель в каждойновойкниге
встречает и узнает этого раз полюбившегося ему человека.
К чести нашей литературы надо сказать, чтона"Улицемладшегосына"
появляется все больше жилых, согретых живым теплом домов.
Ребята охотно идут в гости к А. Гайдару, В.Катаеву,Б.Житкову,Л.
Пантелееву, К. Чуковскому, С. Михалкову, Л. Кассилю, В. Каверину. Они хорошо
знают, кого встретят, переступив порог каждогоизэтихдомов,чейголос
услышат.
Все больше у нас книг, надолго запоминающихся, открывающих для читателя
какую-то еще неведомую ему реальность, свой особый мир.
Как различны по своим задачам, складу, почерку книги Ильина и Ефремова,
но и те и другие по-своему открывают перед читателем неведомые миры.
НельзяпрочитатьизабытькнигууральскихсказовП.Бажова,ее
причудливую, богатую и суровую поэзию, где героемявляетсяисамУрал-
земной и подземный, и его замечательные мастера-умельцы: рудобои, литейщики,
чеканщики, камнерезы.
Читатель, который пустится в путьпоследамМ.Пришвина,по-новому
ощутит приход весны, иными,болеезоркимиглазамиувидитжизньродного
леса,рост каждого деревца, вырвавшегося из-под густой, подавляющей его тени,
глубже поймет связь земли и человека.
Для того чтобы привить читателюточнуюитонкуюнаблюдательностьи
памятливость, а вместе с тем дать ему высокое, романтическое ощущениемира,
много сделал Константин Паустовский. Это один из лучших пейзажистов внашей
литературе. Но при этом он умеет чувствовать не только место, но ивремя-
дальнююисторическуюперспективуисегодняшнийденьсегопланамии
работами, уходящими в будущее.
Все эти успехи и удачи хочется особенно отметить потому, чтонарядус
такими своеобразными книгами у нас еще не вывелись повести, пьесы, рассказы,
которые, что называется, движутся косяком, то есть всескопомвыезжаютна
одном и том же псевдоконфликте, на одних и техжепсевдогероях.Например,
самый способный в классе мальчик - он же девочка-непременнооказывается
"индивидуалистом" и подлежит исправлению. А заодно с ним должныисправиться
папа, мама, тетя, дядя, бабушка, а иной раз и дедушка, -взависимостиот
того, насколько широка эта эпидемия "исправления"
Поэтому нельзя не порадоваться тому, что все чаще складываются у насв
литературе для детей отчетливые творческие индивидуальности.
Вот, например, Николай Носов и Юрий Сотник. Оба они пишут о школьниках,
и обоих принято считать юмористами. Но тем не менее это совершенно различные
писательские дарования.
Ю.Сотник-попреимуществу автор короткого рассказа, очень
законченного и сюжетного. Он не столько говоритохарактерах,сколькооб
отдельных типических чертах ребят. Однако, несмотря нато,чтоегогерои
обрисованы только общимконтуром,читательсдовериемотноситсякним
потому,чтоосновныеположениявэтихмаленькихисторияхчащевсего
жизненны, убедительны, да к тому еще и забавны.
Веселые - даже,какговорятдети,"смешные"-повестиН.Носова
счастливо минуют мели голой моралистики, хотягеройегосамойпопулярной
книги Витя Малеев в конце концов выучивается решать задачи,аеготоварищ
Костя Шишкин благополучно возвращается в заброшенную им школу и отказывается
от намерения сменить школьную парту на цирковую арену.
Юмористический тон повествования не лишает книжку какой-то своеобразной
серьезности.
Открытие, которое совершает Витя Малеев, впервыесамостоятельнорешив
задачу, - это не только открытие Вити, но и самого автора. Нетак-толегко
показать, отчегонепонятноестановитсявдругпонятным,каксоображение
зависит от воображения.ДостаточнобылоВитенарисоватьнакурточкеу
мальчика из арифметической задачи два кармана, а на переднике у девочки один
карман, чтобы сразу догадаться, что 120 орехов надо разделить на 3 части.
Директор школы, наставляющий маленького прогульщикаКостюШишкинана
путь истинный, не казался бы таким живым, умным и хорошим человеком, если бы
после нравоучительного разговора не заинтересовался, какимименноспособом
дрессирует мальчик свою собаку. Мало того, директор даже дает емукое-какие
полезные советы, как лучше обучить неспособного к арифметике щенка Лобзика.
А как по-настоящему волнует и трогает сцена, в которойКостяпытается
доказать тете Зине, что он ивсамомделепомнит,какпрощалсясним
уходивший на фронт отец, когда ему, Косте, было всего несколько месяцев.
Этосоединениеюмора,лиризмаипамятливойзоркостибытописателя
позволяет всем нам многого ждать от Николая Носова.
Сейчас появилось немало книг о судьбах ребят, и главная удача этих книг
в том, что сквозь судьбы отдельных мальчиков и девочек видны большиесдвиги
в истории нашей страны, чувствуются идеи, направляющие всю нашу общественную
жизнь.
Казалось бы, судьба Вани Солнцева - сына полка из повести В. Катаева-
не слишком обычна.
Но как типически верно ведут себя даже в исключительных обстоятельствах
самые разные советские люди, одинаково одетые в шинели бойцов.
С незапамятныхвременсуществовалидетскиеповестиобосиротевшем
ребенке. Это были жалобные, печальные книги. А повесть Катаева, при всейее
суровой правдивости,оптимистичнанасквозь.Навсегдаостаютсявпамяти
многочисленные приемныеотцыВаниСолнцева-разведчики,артиллеристы,
серьезно обдумывающие в перерыве между двумя боями, на какой манермальчика
постричь - "под гребенку, под бокс или с чубчиком",изаботливообучающие
его обматывать ногу портянкой и затягивать по форме ремень.Такиеэпизоды,
написанные рукой мастера со всей меткостью, звонкостью и точностью, присущей
Катаеву, весят гораздо больше, чем многоречивые рассужденияотом,чтов
Советском Союзе нет сирот.
Не всегда надо многописать,чтобысказатьмного.Всегонесколько
страничек короткого рассказа Л. Пантелеева "На ялике" - и перед намивстает
не только образ белобрового мальчугана,которыйперевозитпассажировпод
градом осколков через Неву, заменив погибшего отца-лодочника, но и вся эпоха
ленинградской обороны, годы смертельной опасности и высокой решимости.
Но и повесть В. Катаева, ирассказЛ.Пантелееваещеотносятсяко
временам Отечественной войны, когда не только каждый день, но икаждыйчас
был полон героических эпизодов.
Найтивмирнойжизни,внашихповседневныхделахитрудах то
романтическое, что может увлечь юного читателя, как увлекала егоповестьо
войне, - задача более сложная и не менее почетная.
Мне вспоминается забавный разговор,которыйбылуменясребятами
одного из московских дворов.
Я спросил их, во что они играют.
- Воюем, - ответил мальчик лет шести-семи.
Но и без его ответа можно было догадаться, что он только что участвовал
в жарком сражении, - уши его пылали, а на щеке была свежая царапина.
- Ну, стоит ли вам, ребята, играть в войну! - сказал я полушутя. - Ведь
народ у нас против войны. Играйте лучше в мир.
- Ладно, - смущенно и нерешительно сказал мальчик.
Я видел, что он несколько озадачен моим советом. И в самом деле,через
минуту он догнал меня и спросил:
- Дедушка, а как это играют в мир?
Тут уж смутился я. И правда, нетак-толегкопридуматьмальчишескую
"игру в мир" [8], которая бы не уступала посвоейувлекательностиигрев
войну.
Однако и после войны в нашейдетскойлитературепоявилосьнесколько
книжек о мирной трудовой жизни, сумевших заинтересовать читателей.
Особенно следует остановиться на повестях из быта колхозных ребят,так
как еще совсем недавно в этой области у наспочтинебылосколько-нибудь
заметных книг.
Однако их редкость и малочисленность не должны снижать наших требований
к ним, ибо только подлинно художественная, правдивая исмелаякнигаможет
обогатить читателя наблюдениями, мыслями, чувствами, стремлениями.
Идея повести или романа может быть выражена рассудочно -итогдаона
никого не убеждает - или,напротив,поэтически.Сюжетможетразвиваться
прямолинейно или во всем жизненном многообразии. И было бы ошибкой полагать,
что книга для детей должна - в отличие от книги для взрослых - идти по линии
наименьшего сопротивления, стараясь привести читателякакможноскореек
выводам, хотя бы даже самымполезнымипоучительным.Скороспелыевыводы
скоро забываются, не оставляя в душе никакого следа.
Казалось бы, сколько важных вопросов затронуто в книге А. Мусатова "Дом
на горе". Тут говорится и о глубокой связи сельской школы с жизньюколхоза,
и об истинном содержании юношеской дружбы, строго принципиальной, новместе
с тем сердечной и чуткой, и об отношениях внутри семьи, а главное -отом,
как должнывоспитыватьсясюныхлетбудущиемастераурожая,новаторы
сельского хозяйства.
И все же, несмотря на весь этот клубок животрепещущихвопросов,книга
гораздо меньше увлекает, волнует и трогает читателя, чем, например,повесть
"Стожары" того же Алексея Мусатова.
В чем же тут дело? Должно быть, в том, что "Дом на горе" построен почти
на голой схеме, и до последней страницы (а их более трехсот) автору так и не
удается "обжить" его. Читателям повести не о чем задуматься, нечегорешать,
потому что автор решил занихвсевопросызаранее.Столкновениягероев
напоминают ту условную борьбу, где борцы предварительно сговариваются,кому
и в какую минуту лечь на обе лопатки.
Черты характера, приданные положительным персонажам,-неболеечем
"знаки различия". То, что Костя Ручьев горяч и Паша Кивачев добр,почтине
сказывается на сюжете. А каждую фразу, произнесеннуюгероями,подсказывает
им автор, как суфлер из будки. Так неподготовленноинеестественнозвучат
они в устах мальчиков и девочек.
Двоеподростков,КостяиВаря,связанныетойособеннойдружбой,
которая, может быть, является предвестьем первойлюбви,встречаютсяпосле
долгой разлуки. Костя во весь опор скачет на горячем коне встречать Варю.И
вот в лирическую минуту, когда они вдвоем едутпороднымместам,любуясь
закатом, Варя спрашивает: "Слушай,Костя,апочемутыосамомглавном
молчишь?"
Читатель вправе подумать, что Варя хотела бы услышать о том, как скучал
без нее Костя.
Но Костя Ручьев догадливее читателя.
- Это ты о чем? О просе, что ли? - наугад спросил мальчик.
- Ну, конечно! - говорит ему в ответ мусатовским голосом Варя.
В "Стожарах" мы гораздо больше верим чувствам А. Мусатова и егогероя.
Трудный, угловатый, но честный и крупный характер Саньки Коншакова - этоне
грим, отличающий его от других действующих лиц. Становление этогохарактера
- главная линиявсейповести.Каждуюошибкугероячитателипереживают
всерьез и вместе с ним горько сожалеют, что по его собственной винепшеницу
"коншаковку", названную так в память его погибшего отца, довелосьвырастить
не ему, Саньке Коншакову, а его товарищам.
Основная тенденция повести "Стожары", ее идейный призыв щедроотдавать
силыродномукраю,родномуколхозупотому-то и воспринимаются так
естественно и всерьез, что окончательный вывод из этой истории делают вместе
и автор, и герой, и читатель повести.
Пожалуй, еще более детскую, а в то же время и более "взрослую" книжку о
колхозныхребятахнаписалСергейАнтонов.Егомаленькая, веселая и
энергичная повесть "Зеленыйдол",словноиграя,движетсяотэпизодак
эпизоду. Все в ней радует и забавляет, как этого требовал от детскойкнижки
Горький.
Забавна первая встреча городской девочкиЛелисколхознымпареньком
Петькой. Петя любезно предлагает Леле сесть верхом на его коня,укоторого
"между ушей свисают черные космы, иотлевогоухаотстрижентреугольный
кусок". Леля отказывается.
- Мне не сесть: высоко...
- Садись, подсажу.
- Я бы села, да у меня ноги грязные. Я его запачкаю.
- Ладно, чего там. Все равно чистить.
Очень смешон и трогателен брат Петьки - маленький Димка, засолидность
прозванный "Димофеем". Занимательны все таинственные происшествия, связанные
с пшеницей "чародейкой". Радует пейзаж, всегда лаконичный и необходимыйдля
действия.
Но при всейсвоейлегкостиповестьС.Антоноваподнимаетвопросы
немалого веса и значения. Взрослым читателямидетямодинаковоинтересно
узнать, чем кончится спор в семье агронома:согласитсялинаконецЛелина
мать переехать из города в деревню кмужуиработатьврачомвсельской
больнице, или девочка Леля должна будет вернуться вгород,покинутьотца,
новых друзей и "чародейку", которую по секрету от взрослых, но при тайном их
содействии вырастили колхозные ребята.
Говорится об этом без ложного пафоса, без искусственнойприподнятости.
Такт и юмор нигде не изменяютавтору.Поэтомутакхорошоизакономерно
сочетается в этой детской повести жизнь взрослых и детей,романлаборантки
Дуси с дядей Васей и проверка почвы в колхозной лаборатории.
Все мы помним, что очень многие детские книжки отводили своимвзрослым
героям чисто внешнюю, служебную роль. Не имея никаких"особыхпримет"или
индивидуальных черт характера, герои эти являлись то рупорами, доносящими до
читателя авторскую мораль, тооракулами,призваннымиразрешатьразличные
сомнения, возникающие у ребят.
Иное место занимает взрослый человек в таких повестях,как,например,
"Мой класс" и "Дорога в жизнь" Ф. Вигдоровой,"ЮностьМашиСтроговой"М.
Прилежаевой.
По своему материалу и манере эти авторы - да и книгиих-совершенно
различны. А сближает их между собой только одно: обе писательницы принесли в
литературу своеобразный иновыйопытсоветскогоучителя,продуманныеи
пережитые мысли о воспитании.
"МашаСтрогова"- это книга о юности учителя, о сложной
подготовительнойшколе,которуюонпроходитнетольковинститутских
аудиториях, но и в семье, в комсомоле, втоварищескихотношениях,дажев
любви. И очень хорошо, что жизнь, окружающая Машу, показанаразнообразнои
смело, что это нетолькорассказотом,какучительприобретаетсвой
педагогический опыт, но и повесть о первойлюбвисовсемиеетревогами,
ошибками и терзаниями.
Такой живой, человечный образучителя,несомненно,большеполюбится
читателям - и взрослым и юным, - чем некая условная, хотя и человекоподобная
фигура - сумма всех педагогических добродетелей,-котораячастенькоеще
появляется на страницах детских книжек то в брюках и вышитой рубашке,тов
синем платье и в белом как снег отложном воротничке.
Умной, напряженной и деятельной жизньюживутучителявповестяхФ.
Вигдоровой.
Юные читатели представляютсебе,хотяиприблизительно,какмного
событий,трудныхзадач,препятствий,приключенийвстречаетсяна пути
летчика, моряка, геолога-разведчика.
А вот профессия учителя кажется им довольно будничной. Ведь сучителем
они встречаются каждый день.
Ф. Вигдорова показала со всейубедительностью,чтоработашкольного
учителя и воспитателя из детского доманеменьше,чемдругиепрофессии,
требуетизобретательности,находчивости,мужества.Борясь за каждого
ученика, за его будущее, знакомясьсокружающейребятсредой,преданный
своемуделупедагог(авместеснимичитатель)пристальноизучает
разнообразную человеческую жизнь.
Вероятно, немало юношей и девушек, прочитавкнигиВигдоровой,полные
интересных, подчас драматических эпизодов, остановят свой выбор на профессии
педагога.Вероятно,немаловзрослыхчитателей задумается всерьез о
воспитании.
А вот о чем задумается читатель, если в руки к нему попадет одна из тех
полуповестей, полуинструкций, которых,ксожалению,ещемногонанаших
книжных полках? Пожалуй, только об одном:какнехитробылонаписатьэту
легковесную историю!
Такие книги тоже как будто говорят о воспитании, но вся беда в том, что
программа их лежит на самой поверхности, и спервыхжестраницмысразу
чувствуем, куда нас ведет - вернее сказать, тянет-автор.Оннепрерывно
поучает читателя, а все его героистаршеговозрастастольжеусерднои
назойливо поучаютмладших.Учителя,вожатые,братья,сестры,родители,
бабушки, дедушки,тетки,инспектормилиции,начальникпожарнойохраны,
школьный сторож, дворник, гардеробщик - все они только и делают, чточитают
ребятам мораль.
Ипочти всегда эта мораль, если верить автору, оказывает
чудодейственноевлияние:троечникирано или поздно превращаются в
четверочников, а четверочники - в пятерочников, те,ктогрубил,перестают
грубить, прогульщики перестают прогуливать, и все они вместе превращаютсяв
тех "отвратительно прелестных мальчиков", окоторыхстакимнегодованием
писал Горький{"Ещеограмотности".-Сборник"М.Горькийодетской
литературе", Детгиз, 1952, стр. 73. (Прим. автора)}.
Однако эти чудесные превращения ни в малейшеймереневолнуютине
радуют читателей. И в самомделе,какойчитательзаинтересуетсявсерьез
судьбой мальчика Коли Ломова из повести "Они стали пионерами", если с первых
строк его представляют так:
"Коля Ломов, ученик третьего"Д"класса,бодрошагалпотротуару,
поглядывая вокруг... На протяжении от своих ворот доугла,гденадобыло
свернуть, Коля всего через одну лужу перепрыгнул, адругиепростообошел.
Настроение у него было самое деловое. Учительница вчера сказала, что сегодня
они начнут сложные слова. Какиеэтослова-сложные,-Коледавноне
терпелось узнать..."
Спору нет, бывают любознательные дети, но все они довольно терпеливои
спокойно ждут минуты, когда им объяснят наконец, что такое "сложные слова".
Однако бедный Коля так и непопалнадолгожданныйурокграмматики.
Дурной мальчик, пятиклассник Мишка, уговорил его прогулять урок и посмотреть
на учение пожарных. Сэтойзлополучнойминутыцелаялавинабедствийи
нотаций обрушивается на Колю, а заодно и начитателя.Начальникпожарного
депо гонит Колю и Мишку, называя их дезертирами. Инспектор детской комнаты в
милиции, куда они попали за то, что разбили стекло, на их вопрос: "Что мы-
воры какие, в милиции нас держать?" - спокойно отвечает:
"Конечно, воры... Оба вы украли у себя драгоценное время учебы, знания,
которые могли бы получить..."
"Сложные слова!" - вспомнил Коля. Ему стало так горько, что оннемог
больше сдерживаться. Слезы... покатились по его носу, стекая вискривленный
рот..."
"Поплачь, поплачь, - говорила (?!) инспектор..."
Очевидно, намерения у автора были самые добрые. Ои хотел показать,что
вносят в жизнь ребенка школа, пионерский отряд. Но сделано это такбеднои
холодно, что повесть кажетсянаспехпридуманнойинсценировкой,способной
только скомпрометировать взятую автором тему.
Не будем, однако, думать, что школьные уроки, "пятерки" и "единицы"не
могут быть предметом искусства.
У Льва Толстого в "Отрочестве" {Собрание сочинений Л. Н.Толстого,г.
I, Гослитиздат, 1951, стр. 131. (Прим. автора)} естьцелаяглава,которая
даже и называется "Единица".
"...Вдруг рука его (учителя) сделала чуть заметное движение, и вграфе
появилась красиво начерченная единица и точка..."
Дажесамыенезначительныебеды,вродеэтой"красиво начерченной
единицы", в детстве кажутся человеку огромными и непоправимыми. Ребенокеще
не привыккогорченияминеприятностям,онещенеразбираетсявих
масштабах, не знает, что онираноилипозднопроходятизабываются.И
потому-тоединица,полученнаяНиколенькойИртеньевым в самый канун
праздника, да и все следующие за нейнеудачизанимаюттакоеместосреди
событий его отрочества и навсегда запоминаются читателем.
Разумеется, не может быть никакого сравнениямеждуповестью,которая
является гордостью нашей литературы, и рядовойшкольнойхроникойдетского
писателя. Но надо сказать решительно, что человек, который непомнитине
понимает чувствребенкаистакойлегкостьюзаставляетегосовершать
проступки только для того, чтобы вызвать якобы полезное назидание, не должен
браться за такую сложную и ответственную задачу, как повесть о детстве.
Талантливая память, наблюдательность и поэтическое воображениепомогли
Л. Кассилю написать "Ранний восход", вызвали к жизни повести ирассказыН.
Артюховой, С. Георгиевской, книжку Н. Дубова "Огни на реке".
Примечательно, что повесть С. Георгиевской об отрочестве многими своими
сторонами касается тех же событий и обстоятельств, которые тактипичныдля
наших школьных повестей. Это повестьотом,какподростокструдными
неуемным характером под влиянием школьногоколлектива,подвлияниемвсей
окружающей жизни находит в себе силы совладать с безволием, разбросанностью,
болезненным самолюбием.
Как в других детских книгах, здесь есть и прогулы, и борьба за пятерки,
и отношения в семье, и школьная дружба, и пионерские дела. Однако же все это
так не похоже на трафаретные книжки, в которых герои служат только примерами
или алгебраическими знаками, где столькоусловных,надуманныхконфликтов,
переходящих из повести в повесть, столькокнижныхперсонажей,кочующихс
одного письменного стола надругой.РассказыиповестиС.Георгиевской
("Галина мама", "Бабушкино море", "Отрочество") отличаются от книжектакого
рода, как пейзаж, написанный рукой художника, от плана, снятого топографом.
Читатель не верит безличным, скелетоподобным книжкам, не любит их.Они
живут недолго и умирают естественной смертью, но, ксожалению,тоидело
воскресают, хоть и под другим названием,задругойподписью,спохожей,
нонесколько видоизмененной фабулой.
Чем же объясняется эта странная живучесть мертворожденных книг?
Выступая с докладом о детской литературе наВторомсъездеписателей.
Борис Полевой высказал предположение, что одной из причин этогооднообразия
и вытекающей из негобесцветностиявляетсяассортиментусловий,который
редакторы и рецензенты считали обязательнымдлятакназываемой"школьной
повести".
И в самом деле, даже в редакционных тематических планах издательстввы
можетенайтинекиезародыши,таксказать,эмбрионыбудущих скучных,
безличных и бесцветных повестей.
Вот, например, одна из таких аннотаций: "Первый школьный год",повесть
о начале обучения в школе, орадостипознаниянового,опервыхнавыках
работы в школьном коллективе, о трудностях и огорчениях, о любви кучителю.
6 листов". Автор пока еще неизвестен.
Или: "Повесть о школе", в центре которой(чего:повестиилишколы?)
стоитобразвоспитателя-учителя,пионервожатого.8листов". Автор
неизвестен.
Или вот еще: "В одной семье". Повесть о жизни большой семьи, о том, как
старшие дети помогают воспитывать младших. 10 листов". Автор неизвестен.
Мне могут сказать: чего же выхотите?Ведьэтотолькотематический
план, всего только наметка.
Однако же какможно,любяхудожественнуюлитературуипонимаяее
задачи, планировать в объеме 6 листов "радость познания нового", в объеме8
листов - "образ воспитателя-учителя", а в объеме 10 листов - отношения между
старшими и младшими детьми в семье!
Ведь речь идет тут не о брошюрках, не об инструкциях,неотом,как
самому починить электрический утюг, а о человеческих отношениях, о повестях.
Ведь в издательском плане так и сказано: повести!
Когда-то Пушкин говорил:
...И даль свободного романа
Я сквозь магический кристалл
Еще неясно различал... [9]
Пушкин, как видите, даль своего романа допоры,довремениразличал
неясно, хотя уже приступил к написанию "ЕвгенияОнегина".Авотредакции
наши обладают, очевидно, каким-то сверхмагическим кристаллом.Занесколько
лет (или месяцев)дорожденияповести-даещенеизвестно,откаких
родителей, - они уже точно знают, про что в этой повести будет написано, кто
кого будет любить - учитель детей илидетиучителя-искольконаэто
потребуется печатных листов.
Должен сказать, что, читая некоторые из наших повестей -неудачных,а
иной раз даже с кое-какими частными удачами, - совершенно ясновидишьэтот
тематический стерженек,сухойирассудочный,торчащийизповести,как
палочка от шашлыка.
Хорошо, если в процессе работы автору удается извлечьэтупалочку,а
бывает, что она так и остается, и бедный читатель ломает об нее зубы.
Что же, выходит, что нельзя планировать художественную литературу? Нет,
можно.
Можно идолжнопланироватьвремяавторовипоследовательностьих
работы, надо учитывать возможности и особенностиихдарований,предвидеть
привлечение новых людей из самых разных областей искусства и науки.
Наконец, должно и можно планировать даже темы. Но это надо уметь делать
по-горьковски - крупно, обдуманно,идейно.ПеречтитестатьюГорького"О
темах". Каждая из еготем-художественныйзамысел,авсеонивместе
представляютсобойхорошообдуманную научно-художественную программу,
рассчитанную на то, чтобыдатьребенкуцельноемировоззрениестроителя,
борца, коммуниста.
Я бы не стал касаться здесь тематических планов редакций, еслибыони
не характеризовали собой отношение некоторых наших редакторов и рецензентов,
внешних и внутренних, к повестям, рассказам и стихам для детей.
А ведь от этих селекционеров литературы в значительной степенизависит
судьба многих книг и авторов. К сожалению, у нас еще есть такие селекционеры
литературы, которые больше всего ценят в шашлыке палочку, а во щах топор.
Мне думается, что при планированииследовалобы,вместотогочтобы
заполнятьпланыусловными и невыразительными названиями, какими-то
расплывчатымибелымипятнами,подуматьореальныхкнигахиолюдях,
которыеих могут написать,тоестьзаменитьвэтих"ревизскихсказках"
мертвые души живыми. А этих живых душ так много вокруг нас! Ихвозможностей
хватило бы больше чем на пятилетний план.
Планирование должно стать делом творческим. Надо непрестаннодуматьо
том, как бы расширить границы детской литературы, круг ееавторов,-кого
еще можно привлечь к ней, заинтересовать ее задачами.
Особенно важна роль планирования вобластипознавательныхкниг.Они
должны выходить циклами, сериями, чтобы создать целуюнаучно-художественную
библиотеку, которая так необходима детям.
За последнее время в детской литературе было немало удач.
Однако мы должны не столько перечислять свои успехи, сколькодуматьо
том, чтобы двигаться вперед. А для этого надо вновь поставить во весь рост и
развернуть во всю ширь вопрос о создании большой литературы для маленьких.
|
