Москва, 10 мая 1960 г.
Мой дорогой Корней Иванович,
Спасибо за доброе письмо, в котором я слышу то лучшее, что есть в Вашем
голосе и сердце [1].
Все, что написано Тамарой Григорьевной (аонанаписалазамечательные
вещи), должно быть дополнено страницами, посвященными ей самой, ее личности,
такой законченной и особенной.
Она прошла жизнь [2]легкойпоступью,сохраняяизяществодосамых
последних минут сознания. В ней не было и тени ханжества. Она была человеком
светским и свободным, снисходительным к слабостям других, а сама подчинялась
какому-то строгому и непреложному внутреннему уставу.Асколькотерпения,
стойкости, мужества в ней было, - это по-настоящему знают только те, кто был
с ней в ее последние недели и дни.
И, конечно, Вы правы: главным ееталантом,превосходящимвседругие
человеческие таланты, была любовь. Любовьдобраяистрогая,безовсякой
примеси корысти, ревности, зависимости от другого человека.Ейбылочуждо
преклонение перед громким именем или высоким положениемвобществе.Даи
сама она никогда не искала популярности и мало думала освоихматериальных
делах.
Ей были по душе и по характеру стихи Мильтона (сонет "О слепоте"):
...Но, может быть, не меньше служит тот
Высокой воле, кто стоит и ждет [2].
Онабылавнешненеподвижнаивнутреннедеятельна.Я говорю о
неподвижности только в том смысле, что ей стоило больших усилий хожденияпо
редакциям или по театрам, где шел разговор о постановке ее пьес, но зато она
могла целыми днями бродить по городу или за городомвполномодиночестве,
вернее - наедине со своими мыслями. Она была зоркая - многое видела изнала
в природе, очень любила архитектуру. На Аэропортовской ее маленькая квартира
была обставлена с несравненно большим вкусом, чем вседругиеквартиры,на
которые было потрачено столько денег.
Если Шекспир говорит о своих стихах
...И кажется, по имени назвать
Меня в стихах любое может слово [3], -"
то в ее комнатах каждая полочка, лампа или этажеркамоглиназватьпо
имени свою хозяйку. Во всем этом была ее легкость, ее приветливость, ее вкус
и женское изящество.
Грустно думать, чтотеперьэтисветлые,уютные,незагроможденные
мебелью и всегда открытые для друзей и учеников комнатыдостанутсякому-то
постороннему. Горько сознавать, что мы, знавшие ей цену,неможемубедить
жилищныйкооператив и Союз писателей, что следует сохранить в
неприкосновенностиэтинесколькометровплощади,гдежила и умерла
замечательная писательница, друг и советчик очень многихмолодыхистарых
писателей.
Мое письмо затянулось, но в заключение мне хочется рассказатьВамдва
случая, которые могут дать более ясное представление оТамареГригорьевне,
чем самые пространные характеристики.
Она умерла, не оставив завещания. Друзьядолжныбылисправиться,не
завещан ли кому-нибудь из родственников ее вклад. И вот, когда онизашлив
сберкассу того района, где Тамара Григорьевна жила несколько лет тому назад,
и сказали, что она умерла, - женщины, выглядывавшие изокошекперегородки,
встретили это известие так, будто им сообщили о смертисамогоблизкогоим
человека. Одна из сотрудниц сказала со слезами на глазах: "Неужели же друзья
так и не могли спасти ее!" И тутвыяснилось,чтооднаждывечеромТамара
Григорьевна зашла в сберкассу перед самым закрытием. Она сразу жезаметила,
что служащие чем-то взволнованы. Оказалось, что в кассе не хватаеткакой-то
суммы денег и об этом надо составить акт.
Тамара Григорьевнаподошлакодномуизокошекисказалапросто,
по-дружески:
- Отчего же вы у меня не попросите?..
Она тут же внесла недостающую сумму и,конечно,никомуизродныхи
знакомых об этом не рассказала.
А вот другой случай.
Фадеев накануне самоубийства пришел комнеизасталуменяТамару
Григорьевну. Он был немного более сдержан, чем всегда,нопоеговидуя
никак не мог предположить, что передо мной человек, который надругойдень
лишит себя жизни.
Он подробно расспрашивал меня о моем здоровье, о том,кудаянамерен
поехать лечиться.
А я заговорил с ним о Твардовском, с которым оннезадолгопередэтим
серьезно поссорился. Мне очень хотелось их помирить.
Нежелаямешатьнашемуразговору,Тамара Григорьевна поспешила
проститься с нами, и я вышелпроводитьее.Вкоридореонасказаламне
вполголоса, но твердо и уверенно:
- Не говорите с ним ни о себе,ниоТвардовском.Выпосмотритена
него!..
Она заметила то, чтокак-тоускользнулоотменя,знавшегоФадеева
гораздо больше и ближе.
Такова была она.
Простите, что я так расписался. Впрочем,вэтомповинныВыиВаше
письмо, которое меня растрогало и взволновало,
В первый раз вверяю я бумаге свои мысли и воспоминание об этом человеке
высокой души, в котором так нераздельножили"правдаскрасотою"[4]-
этическое и эстетическое.
Простите и бессвязность моего письма.Написалегоединымдухом,не
задумываясь, не подбирая слов.
Очень хотел бы, чтобы Выкогда-нибудьнаписалиопьесахисказках
Тамары Григорьевны - и о ней самой.
Крепко обнимаю Вас.
Ваш С. Маршак
1 Ответ на письмо К. И. Чуковского от 5мая1960года,по-священное
памяти Т. Г. Габбе, скончавшейся 2 марта.КорнейИвановичписалосвоем
восхищении "красотой ее личности, ее безошибочным вкусом, ее дарованием,ее
юмором, ее эрудицией и - превыше всего - еегероическимблагородством,ее
гениальным умением любить".
2 Заключительные строки сонета Дж. Мильтона в переводе С. Маршака(см.
т. 3 наст. изд.).
3 Из 76-го сонета В. Шекспира в переводе С. Маршака.
4 Из 14-го сонета В. Шекспира в переводе С. Маршака.
|
Письма Маршака 
